 |
 |
 |
| История | Культура | Мысли | Ссылки | Гостевая книга |
Вне стереотипов. |
| В XIX - начале XX века жизнь оставляла не такой уж богатый выбор для женщин, принадлежащих к рабочему классу. Они могли или оставаться "старыми девами", жить в своей семье до конца дней, предаваться религии и тащить на себе весь дом - или же исполнять примерно те же функции в семье мужа, но ещё быть хорошей хозяйкой и матерью, а также ублажать супруга. Находились, конечно, и те, кого не устраивало полное бесправие в стиле "молчи, женщина", но сор из избы не выносят... Первые феминистки слабо представляли себе, сколь мало может помочь домохозяйкам право голоса, что им гораздо больше пригодилась бы возможность получить образование. Потом, впрочем, "сёстры из высшего общества" спустились с небес на землю, стали бороться со злостными проявлениями шовинизма, обращать на себя внимание политиков и объяснять, что женщины в принципе имеют права - и не должны быть рабынями в собственном доме. Некоторые не дожидались помощи от чиновников и "эмансипе" и просто выступали в мужской роли. Они могли зарабатывать себе на жизнь, ни от кого не зависеть. Общество смотрело на таких женщин с осуждением - приличные барышни были накрепко привязаны к дому. Матроны обычно управляли семействами, но делали это исподтишка, позволяя джентльменам пребывать в блаженном неведении относительно того, кто всё решает. Но это?.. Непослушание было вполне себе ощутимым грехом. "Тут не обошлось без сексуальной подоплёки!". В XIX веке лесбиянками звали бучей - якобы только мужеподобные дамы соблазняли юных отроковиц, и образовывали с ними союзы из серии "муж + жена". "Здесь обязательно есть нелады с законом!" - подтверждению этой теории служили истории Элен Тремейн и Евгении Фаллейни. Они обе успешно жили как мужчины до тех пор, пока не преступили закон. Но что мешает предположить, что многим удавалось не оскандалиться, и о таких персонажах попросту мало что известно? Таков случай Билла (урождённого Марион) Эдвардса. В тех редких интервью, что у него брали, Билл не обсуждал вопросы своей сексуальности. Доподлинно известно - за исключением детских лет он всегда позиционировал себя мужчиной. Он не очень отличался от "работяг", из чьей среды происходил. Но, однако, посмел бросить вызов устоям викторианского общества. Билл родился в 1881 году в Уэльсе (Новая Зеландия). Через четыре года его семья переехала в Викторию. Дочь ненадолго отдали в школу - когда потребовались деньги, её оторвали от учёбы. В 12 лет она сделалась домашней прислугой на ферме. По словам Эдвардса, к труду он привык, но женская доля его чрезвычайно тяготила. А вырваться можно было, только скоропалительно выскочив замуж за какого-нибудь местного парня. "Я не думаю, что женщинам живётся легко. Они заняты одним и тем же, не отрываются от дома. Надо возиться с провизией: мало вкусного ужина для мужа-господина, ртов-то гораздо больше. То же самое с деньгами: надо высчитывать каждый пенни. Монеты, что получает один, надо превратить в пир на шестерых! Интересы у женщин ограничены: никаких развлечений, знай себе приглядывай за детьми и скотиной, если живёшь в деревне. Слушай товарок, довольных своей долей, терпи мужнин нрав. Да если бы меня коснулся кнут, я бы живо переломил и его, и обладателя! Я не гнушаюсь работы. Я пахал, как вол, но как же сладка после этого была свобода. Придёшь домой, набьёшь трубочку, и никто на тебя не будет цыкать - твоё место на кухне! Мужчинам тоже не всегда везёт, они иногда добровольно себя закабаляют. Лощёные городские мальчики становятся клерками, и двадцать лет убивают на то, чтобы стать начальниками: потеют в целлулоидных воротничках, ни слова не говорят против, только "да" и "нет", пьют пиво и не шляются по борделям. Батраком на ферме тоже быть плохо - знай махай вилами, лошадей выхаживай, коров паси, и падай на сеновале полумёртвым. Если не понравишься хозяину, вышвырнут тебя как собаку. Я много, где работал, но помыкать собой не позволял: устроился шлифовальщиком и получал три фунта, стал настоящим мастером. Надо учиться, чтобы голос иметь. Кто из белошвеек или доярок так скажет? Они довольны своей долей: их матери сидели и помалкивали, что бы ни случилось. Голод, чума, война - им всё нипочём, на то воля Божья". Поняв, что женские штучки - не для неё, Марион Эдвардс затянула потуже пояс, купила лошадь и сюртук - и уехала в соседнюю провинцию, а там уже заявила о себе, как о Билле. Шестнадцатилетнего "мальчишку" крепко взяли в оборот: в типично мужских делах он не очень-то смыслил, но был преисполнен рвения. Билл побывал в трёх штатах и стал неплохим стригалем. "Ох, и наивным же щенком я был, когда в первый раз вышел на люди! У меня - ни гроша за душой, от семьи и родных помощи ждать было нечего, однако я ни капли не боялся. Пастух - работа непыльная, за овцами нужен глаз да глаз. Даже отдохнуть особенно не давали - приходила жена фермера и начинала орать, чего это я пялюсь на облака вместо того, чтобы следить за стадом? И так - от рассвета до заката. То на лошади гони отару, то пешком. Иногда какую-нибудь паршивую овцу приходилось искать всю ночь. Ничего, зато я научился метко стрелять - по койотам и кроликам. Разводил почтовых голубей, порой их у меня покупали - появлялись лишние деньги. Один приятель решил, что из меня выйдет боксёр, и тренировал меня в кулачном бое, так что из хлюпика я превратился в крепкого парня. Я выиграл пару состязаний, а потом поехал в Квинсленд. Стал стригалем... тогда я понял, чего хочу: ночевать под звёздами у костра, а не в мягкой постели, слушать щебет попугайчиков, а не увещевания матери". Через три года возмужания кочевая жизнь Биллу надоела, и он отправился в город. Он работал кладовщиком и шлифовальщиком, торговал лошадьми, мешал коктейли в баре, чтобы через три года вернуться в глушь - старому другу понадобилась помощь при сортировке шерсти. 1904 год он встретил в Мельбурне, где начал тренировать и продавать скаковых пони: дело обещало стать прибыльным. Он и не знал, что рядом с ним находится товарищ по несчастью: Билла Смита "разоблачили" лишь в 1975 году, а до того он был лихим жокеем из Северного Квинсленда: брал приз св. Леджера в 1902, кубок Дерби в 1903, становился чемпионом с 1909 по 1910. "Мне нравилось работать с клячами. Они ведь как дети - всегда чувствуют, если ты к ним расположен. Почему мне так нравился этот бизнес? Никто не ставил под сомнение мой авторитет. Никто не кричал, что я что-то кому-то должен - хочу, поставлю на своих лошадок, хочу - приглашу того парня выступать... Я не был под прожекторами, как жокеи. Меня уважали, как хозяина. Мы вели дело с моим приятелем Гэвином, он ни разу не усомнился в моей честности... и мужественности". Однако завистники всё же нашлись, и Эдвардса обвинили в мошенничестве. Шериф отпустил Билла под залог. Тот, не желая светиться в полицейских хрониках, просто переменил место жительства, и не попадал в поле зрения властей года два. Этот период - наиболее смутный в его биографии. Да и для Билла добавилось волнений - к заезжим людям приглядываются пристальнее. "Я делал всё, чтобы заработать на кусок хлеба. Работал маляром. Казалось бы, чего проще - маши себе кистью, но попробуй это сделать под тропическим солнцем, когда чёртовы бригадиры сидят полуголые - болтают с маори да хлещут виски? Потом я стал барменом, и какое-то время не было поводов сетовать: я ещё раз убедился в правильности своего решения. Посудомойки с официантками получали втрое меньше меня, а что им доставалось? Прибавка к жалованию? Хлопок по заднице - и хорошо, если только это. Дальше разразился скандал - кто-то порылся в моих вещах, и меня выперли из города, потому что я... девчонка. Я снова переехал и устроился в библиотеку. Ни тебе шума, ни овец - читай целыми днями, удовольствие какое!". Долго блаженствовать Эдвардсу не пришлось. Какой-то выпивоха из Квинсленда указал полиции, где его искать. Арестованного быстро "вывели на чистую воду" - депортировали в Викторию, а там заставили взяться за ум: признать, что он на самом деле Марион. Судейские чины были настолько растеряны, что предпочли замять дело. Билл освободился из-под надзора и опять уехал, несмотря на то, что сыщики шли по его следу и пытались образумить "глупую женщину". "У них аж пар шёл из ушей! Но что они могли сделать? Я не знаю, как так вышло - но я всё же парень. Если мне нравится вести себя по-мужски, одеваться по-мужски, любить женщин - как же я могу быть девчонкой? Я носил комбинезоны и рубашки. Это было гораздо удобнее и практичнее, чем напяливать на себя по три нижних юбки". Интервью у Билла брали дважды - в 1908 и 1956 годах. Неудивительно, что вопросы о любовных предпочтениях замалчивались - даже после того, как Альфред Кинси заинтересовался его делом. Из того, что было сказано, можно сделать вывод - близость у Билла была и с мужчинами, и с женщинами. В отличие от остальных "кросдрессеров", он не стремился осесть где-то и создать семью. А к романтике он относился весьма цинично. "О да, мне нравятся леди. Но какому кавалеру они безразличны? Разве что монахам и голубым. Я хорошо понимаю женщин. Когда я жил в Квинсленде, то был помолвлен с одной красоткой. Правда, на скорой свадьбе настаивал её отец... но девушка была чертовски хороша - так чего мне было противиться? Если я хотел пойти на танцы, то партнёрша всегда находилась. Сельские девчонки очень доверчивые. И славно, что они гуляли со мной, а не со всякими негодяями. Эти глупышки ищут прекрасного принца - стоит столичному парню поманить их, они уже готовы на всё. Ох, доверчивые дурочки! Да разве будет парень говорить про любовь без задней мысли? Когда ребята выкидывают эту муть из головы, им есть дело только до работы и выпивки. Ну и до своей компании, конечно: будь почтителен и честен, а то тебе начистят физиономию. Но с женщинами они редко говорят начистоту, кроме тех случаев, когда им что-то нужно". После суда Билл снова окунулся в водоворот приключений. Воспользовавшись шумихой, которую всё-таки раздули вездесущие репортёры, он устроился в цирк - и пару сезонов колесил вместе с ним, объявив себя "евнухом". Он пускал слух о том, что хочет написать книгу - к сожалению, она так и не появилась, потому что автор хоть и был начитан, но не очень грамотен. Цирковые выступления не принесли дохода, после чего Эдвардс распрощался с труппой: он надеялся, что ему удастся уехать куда-нибудь, где его никто не знает. И этот трюк он провернул с подкупающей бесхитростностью. Билл осел на окраине Мельбурна, где открыл книжную лавку и гостиницу. Позднее он хвастался - когда вышибалы в баре отеля не справлялись с буйными посетителями, Билл спускался из кабинета "почесать кулаки" и быстро утихомиривал забияк. Вскоре он скопил немалую сумму денег, и совершил кругосветное путешествие вместе с тогдашней своей подругой. Вернувшись в Новую Зеландию, Эдвардс вновь занялся лошадьми - он поставлял их в Индию. До того, как уйти на пенсию, Билл работал клерком. Он был завсегдатаем мельбурнских пабов. Большинство собутыльников подозревало, что с "этим парнем что-то не так", но никто не решался спросить напрямую. Его соседке, миссис Голеа, кто-то принёс сплетню, и она выразилась ясно: "А какое мне дело?". Личную жизнь в рабочих кварталах можно было вести при условии, если ты снисходителен к другому. "Билл всегда отлично одевался - и уж точно не в платья! Он пятнадцать лет прожил бок о бок с моей семьёй - возился с ребятишками, ходил к нам ужинать по субботам, выручал, если что...". В 1955 году Билл исполнил свою давнюю угрозу и удалился от дел. Он стал жить в доме для престарелых "Маунт Ройял", где его зарегистрировали под именем Марион. Денег после его блистательных сделок осталось не так уж много, а похороны в 1956 году и вовсе оплачивало семейство Голеа. Он упокоился на кладбище Фоукнер. На плите проставили инициалы, фамилию и даты - но если кто-то и приходил сюда, то только к Биллу. © "Лагерь в устье реки", сборник рассказов, 1993
|
