История | Культура | Мысли | Ссылки | Гостевая книга |
Надежда Дурова |
В начале XIX столетия в рядах русских войск, сражавшихся в Пруссии, появилась загадочная личность — кавалерист-девица, русская амазонка, выступавшая под мужским именем (Соколов, потом Александров). Позднее она участвовала в войне с Наполеоном, совершила геройский подвиг и была награждена высшим знаком военного отличия — Георгиевским крестом. Необычайность этого «происшествия в России» долгое время волновала не только армию, но и все слои общества. Однако истинный смысл его был не в романтической загадке, а в том патриотическом подвиге, который впоследствии стал примером любви к своему отечеству. В 1836 году А. С. Пушкин напечатал в своем журнале «Современник» отрывки из записок Надежды Андреевны Дуровой, веденных ею в 1812—1813 годах. Тепло встреченные гением русской литературы, «Записки кавалерист-девицы» были вскоре выпущены отдельным изданием и имели шумный успех. И хотя на титульном листе книги не было имени автора, героиня Отечественной войны и талантливая писательница Н. А. Дурова стала известна всей России. Вятский дворянин Андрей Васильевич Дуров происходил из рода смоленско-полоцких шляхтичей Туровских. При царе Алексее Михайловиче они были переселены в устраиваемую тогда Уфимскую губернию и звались сначала Туровыми, потом — Дуровыми. Андрей Васильевич владел в Сарапульском уезде деревенькой Вербовка и командовал эскадроном в гусарском полку. Он был женат на дочери богатого помещика Надежде Ивановне Александрович, которая, убежав из дома, обвенчалась с ним тайно от родителей, за что была проклята отцом. Два года молодые умоляли родителей простить их. Единственной надеждой на прощение могло быть рождение у них сына; однако в 1783 году родилась дочь Надежда, сразу вызвавшая нелюбовь матери. Во время похода, измученная криками ребенка, мать выбросила его из окна кареты. От сильного удара у девочки пошла кровь изо рта и носа, но она осталась жива. Гусары подняли окровавленного ребенка и отдали подскакавшему отцу. С этого дня девочка была вверена попечению флангового гусара, который носил ее на руках. Так как возить за собой в походах жену и детей было трудно — за это время родились еще двое — отец вышел в отставку и получил место городничего в Сарапуле. Надежда перешла из рук гусара к матери. Она восприняла военное воспитание — стреляла из лука, лазала по деревьям, но не хотела сидеть в горнице и вязать; она лихо выкрикивала кавалерийские команды, но не хотела вышивать и плести кружева. За испорченные рукоделия девочку больно били по рукам. Так возникло неодолимое стремление к свободе, готовясь к которой Надежда поставила себе целью выучиться верховой езде, владению оружием и вступить на военную службу. В это время отец купил черкесского жеребца Алкида, которого подарил дочери вместе с казачьим чекменем. Девочка употребила все силы, чтобы приучить к себе коня — ласкала, кормила сахаром, и добилась своего: в скором времени неукротимый конь стал встречать ее ржанием, разрешал девочке садиться на него и мчаться галопом. Целыми днями мать заставляла дочерей рукодельничать; зато по ночам Надежда бежала в конюшню, садилась на Алкида и скакала по полям до рассвета. Когда это раскрылось, мать решила избавиться от непокорной дочери и отвезти ее к старой бабке Александрович. Девушку отвезли в имение Великая Круча на берегу реки Удай, близ города Пирятина Полтавской губернии. Здесь она получила относительную свободу. «Я решилась, — говорит она, — хотя бы это стоило мне жизни, отделиться от пола, находящегося, как я думала, под проклятием божиим». Эти слова отражают мировоззрение будущей героини, нашедшей в себе силы вырваться из-под опеки семьи. Но это она сделала позже. Вскоре ее вызвали обратно домой: из-за измены отца у родителей начались раздоры. Пришло время, и мать выдала непокорную дочку замуж. Этот брак был заключен без любви, по настоянию родителей. О своем замужестве Надежда Дурова не обмолвилась в «Записках» ни одним словом. Более того, сознательно искажая свой возраст, она сделала невозможным даже предположение о ее браке. Так, например, читая документ военного министерства — указ об отставке, выданный в 1817 году двадцатичетырехлетней Дуровой, нельзя подумать, что в 1801 году, то есть в возрасте 8 лет, она вышла замуж. Но сохранился другой документ, который прямо раскрывает тайну, — это запись Вознесенского собора о бракосочетании от 25 октября 1801 года за № 44: «Сарапульского земского суда дворянский заседатель 14-го класса Василий Степанович Чернов, 25 лет, понял г. сарапульского городничего секунд-майора Андрея Дурова дочь девицу Надежду, 18 лет». Слово «понял», или «поял», означало тогда — взял в жены. Имеется также метрическое свидетельство о рождении у Черновых в январе 1803 года сына Ивана. Вскоре В. С. Чернов уехал в служебную командировку в Ирбит, вместе с женой и сыном. Однако согласия между супругами не было, и Надежда покинула мужа, оставив ему сына. Эта краткая страница жизни полностью забыта в воспоминаниях Дуровой как недостойная памяти. Чем объясняются подобные отступления от истины в «Записках», имеющих биографический интерес? Естественным намерением автора скрыть то, что она не желала сделать общим достоянием; стремлением опоэтизировать события, поддаваясь господствовавшему в то время в литературе направлению романтизма. Своим возвращением домой дочь снова вызвала гнев матери. Воинственный пыл вспыхнул в Надежде с новой силой, и она начала искать способ привести свое намерение в исполнение — порвать с оковами пола, сделаться воином и любимым сыном отцу. 15 сентября 1806 года казачий полк выступил из Сарапула в поход с тем, чтобы в пятидесяти верстах от города остановиться на дневку. Надежда решила догнать полк на стоянке. В день своих именин, 17-го числа, ночью Надежда обрезала косы, надела казакин и шапку с красным верхом. Чтобы запутать следы, она сбежала к Каме и оставила на берегу свое женское платье. Через несколько минут она скакала в неизвестность, радуясь освобождению. «Итак, я на воле! Свободна! Независима! Я взяла мне принадлежащее, мою свободу; свободу! Драгоценный дар неба, неотъемлемо принадлежащий каждому человеку! Я умела взять ее, охранить от всех притязаний на будущее время, и отныне до могилы она будет и уделом моим и наградою!» Казачий полковник разрешил «сыну помещика Александру Васильевичу Дурову», как назвала себя беглянка, стать в строй первой сотни. Казаки тепло приняли юношу, назвав его «камским найденышем». Поход продолжался более месяца. Дурова привыкла к тяготам военной службы: носить мужскую одежду, владеть саблей и пикой, ухаживать за конем и постоянно сидеть в седле. В Гродно Дурова завербовалась в регулярные войска — товарищем (рядовым) в Коннопольский уланский полк, под именем Соколова. Она написала отцу письмо, в котором умоляла простить ее побег и позволить идти выбранным путем. Это не было женской прихотью или любопытством к неизвестному, это не было искательством приключений. Нет, Дурова горела желанием послужить отечеству. Позднее, в автобиографическом рассказе «Игра судьбы» она так объяснит свой поступок: «Я выступила из свой сферы, чтобы стать под развевавшуюся тогда нашу орифламму», имея в виду знамя, поднимаемое на копье в разгар боя. Она вступила в армию во время прусской кампании. 22 мая 1807 года коннопольцы участвовали в сражении под Гутштадтом. В этом бою Дурова совершила геройский подвиг — рискуя собой, спасла жизнь раненого офицера, поручика Финляндского драгунского полка Панина. 29 и 30 мая Дурова снова участвует с полком в двухдневных боя под Гейльзбергом, проявляя чудеса храбрости. Одна из гранат разорвалась под самым брюхом ее лошади. Но Дурова вышла из боя живой. Впоследствии поэты воспели кавалерист-девицу в стихах, называя ее Беллоной — именем римской богини войны: Хребту коня свой стан вверяя, Свой пол меж ратников скрывая, Ты держишь с ними трудный путь. Кипит отвагой девы грудь... И на коне наездник новый, В руке сжав сабли рукоять, Беллоны вид приняв суровый, Летит на вражескую рать... Патриотизм Дуровой выразился ярко в ее самоотверженном служении родине, презрении к опасности, в величии ее духа. «Священный долг к отечеству, — говорила она, — заставляет простого солдата бесстрашно встречать смерть, мужественно переносить страдания и покойно расставаться с жизнью». Философия ее была простой, высокой и мужественной: «Неустрашимость есть первое и необходимое качество воина; с неустрашимостью неразлучно величие души, и, при соединении этих двух великих достоинств, нет места порокам или низким страстям». В сражении у Фридланда, 2-го июня, Дурова выводит из боя и спасает еще одного раненого улана. Шеф полка генерал Каховский делает ей замечание, заявив, что храбрость ее сумасбродна; что она бросается в бой, когда не должно; ходит в атаку с чужими эскадронами, среди сражения спасает встречного и поперечного; что он больше не потерпит этого и отправит ее в обоз. Дурова плакала от несправедливости и печали. Но тут окончилась кампания. В мае 1812 года войска Наполеона перешли нашу границу. Корнет Александров участвует в боях под Миром, Романовом, Дашковкой, в конной атаке под Смоленском, в Бородинском сражении, 26 августа получает контузию в ногу. 29 августа Александров был произведен в поручики, а после оставления и пожара Москвы становится ординарцем главнокомандующего фельдмаршала М. И. Кутузова. Командир Ахтырского гусарского полка, партизан и поэт Денис Давыдов в письме к А. С. Пушкину от 10 августа 1836 года вспоминал о своих встречах с Дуровой во время войны: «Дурову я знал потому, что я с ней служил в арьергарде, во все время отступления нашего от Немана до Бородина. Полк, в котором она служила, был всегда в арьергарде, вместе с нашим Ахтырским гусарским полком. Я помню, что тогда поговаривали, что Александров — женщина, но так, слегка. Она очень уединена была и избегала общества столько, сколько можно избегать его на биваках. Мне случилось однажды на привале войти в избу вместе с офицером того полка, в котором служил Александров, именно с Волковым. Нам хотелось напиться молока в избе... Там нашли мы молодого уланского офицера, который только что меня увидел, встал, поклонился, взял кивер и вышел вон. Волков сказал мне: «Это Александров, который, говорят, — женщина». Я бросился на крыльцо, но он уже скакал далеко. Впоследствии я ее видел на фронте...» В июле 1813 года Литовский уланский полк выступил в заграничный поход, вторгся в Пруссию, прошел Прагу. Дурова участвует в блокаде крепости Модлин, в переходе через Богемские горы, в осаде крепости Гарбург. Прослужив десять лет в конном строю, поручик Литовского уланского полка Александров 9 марта 1816 года был уволен в отставку в чине штабс-ротмистра. В послужном списке этого заслуженного кавалерийского офицера, наряду с прочими данными о походах, боях и наградах, стояло: «В службе с 9 марта 1807 года, лицом смугл, рябоват, глаза карие, волосы русые; холост; к повышению достоин». 24 апреля вышел указ об отставке, и Дуровой пришлось проститься с военной службой. Высоким патриотическим пафосом звучит это прощание в заключительных словах «Записок кавалерист-девицы»: «Минувшее счастье! Слава! Опасности! Жизнь, кипящая деятельностью!.. Прощайте!» Некоторое время Дурова живет в Сарапуле, где ее брат Василий занимает должность городничего. Из переписки с А. С. Пушкиным видно, что в 1835—1836 годах Дурова жила в Елабуге Вятской губернии (ныне — Республика Татарстан). Именно в эти годы происходит ее формирование как писательницы. Некоторую роль в этом сыграло и затруднительное материальное положение Дуровой, жившей на пенсию военного ведомства — одну тысячу рублей в год. В письме к Н. Р. Мамышеву от 23 сентября 1835 года она жалуется, что ей «до крайности нужны деньги». Предлагая Пушкину свои «Записки», она пишет, что желала бы продать их предпочтительно ему, хотя они написаны и не для печати. Для устройства «Записок» Дурова занимает у сестры восемьсот рублей и выезжает в Петербург, где происходит ее знакомство с Пушкиным. Видевшая ее в это время А. Я. Головачева-Панаева описывает: «Она была среднего роста, худая, лицо земляного цвета, кожа рябоватая и в морщинах; форма лица длинная, черты некрасивые; она щурила глаза, и без того небольшие... Волосы были коротко острижены и причесаны, как у мужчин. Манеры у нее были мужские: она села на диван... уперла одну руку в колено, а в другой держала длинный чубук и покуривала». Для издания своих повестей Дурова еще раз приезжала в Петербург в 1840 году. В это время с ней виделась Т. П. Пассек, отметившая это в своих воспоминания. Последние годы Дурова жила в Елабуге, в маленьком домике, совершенно одинокая, если не считать четвероногих друзей. Но это были уже не строевые лошади, а собаки или кошки. Любовь к животным всегда была в роду Дуровых. Вероятно, знаменитые дрессировщики народные артисты Владимир Леонидович и Анатолий Леонидович Дуровы унаследовали ее от своей знаменитой прабабки. Все жители Елабуги знали стареющую женщину-воина и шли к ней за советом, с просьбами и нуждами. Она принимала живое участие в каждом человеке и ходатайствовала за всех. Если дело зависело от городничего — она обращалась с записками к нему, если необходимо было обратиться к самому царю — она писала прошения «на высочайшее имя». В семье Вальковых, жившей в Вятке, долгое время хранились памятные вещи кавалерист-девицы елабужского периода жизни — ее сабля, портреты, сочинения и картина «Битва при Гутштадте». Назвавшись в 1806 году мужским именем, Дурова носила его шестьдесят лет, ни разу не сделав попытки вернуться к настоящей фамилии. Даже от собственного сына она требовала обращения к себе как к Александрову. Н. А. Дурова умерла 21 марта 1866 года, на 83-м году жизни. Похоронили ее на Троицком кладбище Елабуги, с воинскими почестями. В документе о траурной церемонии, где она и после смерти названа Александровым, говорится: «Приказ по 8 резервному пехотному батальону от 23 марта 1866 года, № 82. Завтрашнего числа, по случаю предания земле тела умершего отставного штабс-ротмистра Литовского уланского полка А. Александрова, назначается сборная команда по 10 человек из роты и 2 унтер-офицера; с ружьями и в амуниции, под командой капитана Панкратьева; кроме того, по 2 унтер-офицера из рот для несения гроба. Для несения же ордена Георгия назначается подпоручик Казанский. Вынос из квартиры будет в 9 часов утра, а также быть хору музыкантов. Командир батальона подполковник Семенов». На могильной плите было написано, что Дурова скончалась 29 марта, 78 лет от роду. Надпись с этой неверной датой и неправильным возрастом вошла в «Материалы для русского некрополя» И. М. Картавцова. В 1901 году на могиле Дуровой состоялось торжественное открытие памятника. Были произнесены речи воинским начальником полковником Занфировым и городским головой Башкировым. После троекратного ружейного залпа упавшее покрывало открыло эпитафию: «Надежда Андреевна ДУРОВА, по повелению императора Александра — корнет Александров, Кавалер военного ордена. Движимая любовью к родине, поступила в ряды Литовского уланского полка. Спасла офицера, награждена Георгиевским крестом. Прослужила 10 лет в полку, произведена в корнеты и удостоена чина штабс-ротмистра. Родилась в 1783 г. Скончалась в 1866 г. Мир ее праху! Вечная память в назидание потомству ее доблестной душе!» © Б. В. Смиренский
|